Украинское государство расположено на пересечении важнейших транзитных путей: Север-Юг и Запад-Восток, а его экономика экспортно-ориентирована. Это – важнейший фактор, определяющий не только возможности опережающего наращивания отечественного ВВП (задача, декларированная действующим правительством), но и общее политическое положение Киева, включая его взаимоотношения с близкими и дальними соседями.

           

Для того, чтобы выполнить поставленную задачу и обеспечить устойчивый экономический рост любое отечественное руководство должно обеспечить своим производителям рынки сбыта. Зависимость здесь прямая: поскольку Украине в наследство досталась советская структура экономики, с преобладанием тяжёлой промышленности, для неё оказался невозможным классический путь экономического развития традиционных буржуазных демократий, предполагавший на начальном этапе накопление капитала за счёт лёгкой, пищевой и перерабатывающей промышленности (например, испанское, британское, голландское и французское ткачество в XVI-XVIII веках), а затем его постепенное перетекание (при государственной поддержке) в машиностроение и добывающие отрасли. Наоборот, только успех украинского тяжпрома, в котором занято или с которым связано большинство населения, может обеспечить устойчивое развитие лёгкой промышленности.

           

В данном случае действует пример азиатских «тигров» 70-х – 80-х годов прошлого века. Вначале на их территорию, за счёт дешевизны рабочей силы, выносились из развитых стран предприятия тяжпрома, а затем, по мере роста благосостояния населения, и в сфере народного потребления эти государства переходили с ремесленного на промышленное производство, успешно конкурируя с традиционными западными компаниями вначале на собственных, а затем и на мировых рынках.

           

Необходимость ориентации предприятий лёгкой и пищевой промышленности в первую очередь на национальный рынок объясняется жёсткой конкуренцией между мировыми производителями (квотирование сельскохозяйственного производства в ЕС и США, искусственное ограничение Западом текстильного и сельскохозяйтсвенного импорта на свои рынки). Без национальной базы предприятия легпрома оказываются неконкурентоспособными на мировом рынке, где их рентабельность может быть искусственно ограничена протекционистскими мерами. С этой тенденцией национальная экономика (если это не экономика США, составляющая 30-40% мировой) бороться практически не в состоянии, поскольку даже вступление в ВТО (с чем уже столкнулась Украина) обуславливается требованием принятия добровольных ограничительных мер по отношению к национальной экономике.

           

Между тем, как уже указывалось выше, национальный рынок товаров народного потребления может успешно развиваться только при наличии платежеспособного спроса собственного населения. В то же время, объёмы производства предприятий тяжёлой промышленности (сталелитейных, добывающих, трубопрокатных и т.д.) слишком велики для потребностей украинской экономики и требуют наличия устойчивого гарантированного рынка сбыта за рубежом. Таким образом, только обеспечение полномасштабного использования экспортного потенциала тяжёлой промышленности даёт Украине возможность, постоянно повышая благосостояние населения, создавать ёмкий внутренний рынок и для отраслей, производящих товары народного потребления.

           

Украина на сто лет опоздала для использования возможностей политики колониализма и на пятьдесят-шестьдесят для неоколониальной политики, которые позволяли устойчиво повышать благосостояние собственного населения за счёт перекачки ресурсов зависимых стран. Более того, до последнего времени Киев сам рисковал стать объектом неоколониальной эксплуатации, и полностью эта опасность ещё не устранена.

В экономическом и военно-политическом отношении Украина также не является достаточно мощным государством для того, чтобы успешно поддерживать интересы своих производителей на международных рынках. Приведём лишь один пример. Торговый флот СССР, в основном был разделен между Киевом и Москвой и сразу после распада Союза переживал острый кризис. В обоих государствах происходили сходные процессы, ведущие к распродаже флота за бесценок. Тем не менее, Россия, опираясь на остатки военной мощи, обеспечивающие ей (наряду с запасами энергоносителей) политическое влияние, сумела сохранить за собой статус международного морского товароперевозчика, хоть и потеряла от 30% до 50% (по разным данным) торгового флота, Украина же, после истории с «Бласко» и длительного блокирования работы Дунайского пароходства из-за продолжительного Балканского кризиса, только начинает присматриваться к возможности частичного восстановления позиций.

           

По сути, единственным козырем Киева в любых экономических переговорах является его транзитный статус. При всей важной роли, которую играет развитая сеть портов, железных и шоссейных дорог (последние, впрочем, только начинают приводиться в порядок), основа украинской привлекательности для всех, без исключения, «стратегических партнёров» - развитая трубопроводная сеть, позволяющая обеспечивать возрастающие поставки российских и азиатских энергоносителей в Европу.

           

Россия, продавая газ и нефть и замыкая на себя транспортировку среднеазиатских углеводородов, не только зарабатывает деньги на реструктуризацию собственной промышленности, перевооружение армии и социальные нужды, но и пытается достичь экономической, а с ней и политической взаимозависимости с Евросоюзом, предлагая Европе Евро-Азиатскую альтернативу Евро-Атлантической.

           

ЕС в стабильном получении относительно дешёвых российских энергоносителей видит возможность как обеспечения выгодных условий экономической конкуренции с Соединёнными Штатами, так и выхода из-под американского военно-политического «зонтика», используемого Вашингтоном для ограничения конкуренции европейских производителей на мировых рынках.

           

В свою очередь, США заинтересованы в контроле транзитных путей доставки энергоносителей в Европу, поскольку это позволяет им сохранить своё преобладание на Старом Континенте и геополитическую зависимость от себя как России, так и «Единой Европы».

           

 Отметим, что если ЕС и Россия имеют позитивную необходимость контроля транзитных путей, предполагающую увеличение товарооборота и развитие собственной промышленности, то мотивация американской позиции негативна. США требуется в первую очередь ограничение поставок энергоносителей в Европу объёмами, выгодными американской промышленности и американской политике. Этим не в последнюю очередь объясняется тот факт, что если годовой товарооборот Украины со странами ЕС достигает 15-20 млрд. дол., а с Россией 10 млрд. дол. (при том, что президентами двух стран поставлена задача уже в ближайшие два-три года выйти на 15 млрд. дол. ежегодного товарооборота), то товарооборот между Киевом и Вашингтоном колеблется в районе цифры в миллиард долларов, имея тенденцию к снижению.

           

В этом отношении, начало реализации соглашений по ЕЭП, с одновременным заявлением украинских властей о намерении развивать отношения с ЕС и даже через 10-15 лет интегрироваться в Евросоюз не выглядят столь противоречивыми, как их пытаются представить заинтересованные политики в стране и за рубежом. Отметим, что после неоднозначной оценки соглашений по ЕЭП, первоначально данной лидерами Евросоюза, в последнюю неделю апреля – начале мая, в момент официального вступления новых членов была подтверждена в целом позитивная оценка Евросоюзом и отдельными его членами состояния отношений с Украиной и перспектив их развития.

           

В этом отношении интересен пример стран Балтии, вошедших в Евросоюз первого мая. Они, как и Украина, находятся на пересечении вышеуказанных транзитных путей. Балтийские порты – столь же естественное «окно в Европу» для российских товаров на северном фланге, сколь украинские черноморские порты – на южном. Правда, страны Балтии не обладают столь развитой трубопроводной сетью: в данном регионе транзит российских энергоносителей идёт либо через Беларусь, либо по обходящей Таллинн, Ригу и Вильнюс Балтийской трубопроводной системе. Однако, их, теперь ЕСовсвкая, территория, отделяет основную территорию России от Калининградского анклава.

           

На примере взаимоотношений России и ЕС на данном направлении, можно делать выводы и о том, как будут развиваться события на южном (украинско-кавказском) фланге. В Прибалтике, как и на юге, экономические и геополитические интересы России и ЕС сталкивались с интересами США. Не случайно Балтийские государства оказались в НАТО раньше, чем в ЕС. Москва, сравнительно быстро исчерпав средства политического давления на Эстонию, Латвию и Литву и не имея достаточных экономических рычагов, была вынуждена согласиться с преобладанием на этом участке транзита интересов Евросоюза. Согласие с преобладанием не означает, что Россия полностью отказалась от влияния на ситуацию в этом регионе. С расширением возможностей Балтийской трубопроводной системы, Санкт-Петербургского морского порта, а также с достижением договорённости о бесплатном транзите грузов в Калининград, Россия получила возможность направить стратегический товаропоток в обход Прибалтики. Главная политическая цель, которую Москва достигла такой уступкой – это исключение американского преобладания на важном участке российско-европейского транзита. Причём речь идёт не только об экономическом преобладании. Так, например, если ещё год назад страны Балтии предполагали отдать защиту своего воздушного пространства ВВС США, то ныне всё ограничилось символическим присутствием Евросоюза (четыре голландских истребителя хоть и принадлежат стране НАТО, всё же не являются американскими).

           

На южном транзитном фланге американское присутствие ощущается сильнее, а возможности Евросоюза куда меньше. ЕС практически не имеет доступа в черноморскую акваторию, в то время, как США чувствуют себя в этом регионе как дома. В этом отношении благожелательный нейтралитет ЕС по отношению к российской позиции в тузлинском конфликте, отказ правительств ведущих государств Евросоюза от критики российских действий в Чечне, невмешательство ЕС в кавказские конфликты, свидетельствует о том, что партёры поделили «фланговую ответственность». Если ЕС принадлежала ведущая роль в ограничении американских амбиций на балтийском театре «холодной экономической войны», то России такая же роль отведена на черноморском театре.

           

Показательно, что именно после встреч с европейскими политиками и бизнес-элитой на саммите в Давосе строго проамериканская риторика Саакашвилли сменилась комплиментами в адрес Кремля, которые он пару дней спустя отвешивал в Москве Путину. Характерно также и то, что в конфликте вокруг Аджарии американцы не могут опереться на поддержку своих европейских союзников, которые предпочитают не замечать противостояния Абашидзе и Саакашвилли. При этом, официальному Тбилиси дают ясно понять, что уровень уступок со стороны лидера аджарской автономии будет определяться Москвой и зависеть он будет, в первую очередь, от того, в чьих именно интересах грузинские власти собираются использовать порт Батуми. Если американские интересы окажутся для Саакашвилли предпочтительнее российских, порт аджарской столицы может стать мёртвой зоной для международной торговли так же надолго, как и Сухуми.

           

В сложившейся ситуации Украина имеет крайне ограниченные возможности для самостоятельной политической игры. Занятая в Ираке и Афганистане, находящаяся накануне краха на выборах администрация США не может даже толком поддержать своих кавказских союзников, не говоря уже об украинском руководстве, отношения с которым натянуты до предела. Серьёзный политический или дипломатический конфликт с Россией накануне выборов окончательно поставил бы жирный крест на всех надеждах республиканцев удержаться в Белом Доме ещё одно четырёхлетие. Фактически Киев может, пользуясь напряжённостью ситуации на Кавказе, заинтересованностью России в развитии интеграционных процессов в рамках ЕЭП и нежеланием ЕС видеть дестабилизированной ещё и Украину, через которую в страны Евросоюза идёт около половины российского экспорта нефти и более половины объёмов российского и среднеазиатского газа, только выторговывать себе некоторые уступки в рамках общей российско-европейской концепции использования «буферного» транзитного пространства.

           

 В частности, зона свободной торговли в рамках ЕЭП, без изъятий и ограничений даёт возможность Украине не только покупать российские энергоносители по внутрироссийским ценам, что должно значительно повысить конкурентоспособность национальной экономики, но и открывает ёмкий российский рынок для товаров национальной промышленности, причём не только тяжёлой, но и лёгкой и пищевой. Не случайно правительство оценивает даже первоначальную выгоду от ЕЭП в 5 миллиардов долларов в год. Скорее всего, Москва пойдёт на эти потери, если позиция Украины будет достаточно жёсткой, но потребует и ответных шагов, в частности, решения «по-русски» вопросов о газотранспортном консорциуме, о направлении прокачки нефти по «Одесса-Броды», об обеспечении условий наибольшего благоприятствования российскому сельскохозяственному экспорту не только в украинских портах, но и на железных дорогах.

           

В конце концов, никакие преференции не даются просто так, и никто не будет обеспечивать рост украинской промышленности в ущерб своей. Проблема выбора, стоящая перед Киевом, заключается только в том, будет ли политическими средствами обеспечен совместный с Россией и ЕС экономический рост или традиционные шатания украинской политики (именуемые «многовекторностью») в очередной раз сделают экономику заложницей амбиций не вполне адекватных политиков.